Спокойных дней не будет. Книга IV. Пока смерть не разлучит - Виктория Ближевская

– Мы тоже можем создать какой-нибудь фонд.

– Недели не прошло, а уже решаешь, чем занять себя! – фыркнула Соня. – Думаешь, они оценят?

– Те, для кого фонд?

– Те, кто будет об этом писать и читать.

– Какое нам дело до борзописцев! Пусть строчат свои статейки. А мы будем помогать детям и старикам.

– Ой, что-то с трудом мне верится, что тебя волнуют дети и старики! – рассмеялась она.

– Но тебя-то они волнуют наверняка. Поэтому с меня деньги, а эффектная деятельность на благо народа – твоя. Будешь ездить по странам и городам, как принцесса Диана. – Он почувствовал на себе ее взгляд и поспешил добавить: – Только без этих ее фокусов с любовником. Как тебе моя идея?

– Как всегда гениальна.

– Слишком грубая лесть, Соня. Хочешь что-то возразить?

– Нисколько. Давай откроем фонд, Илюша, или закопаем ценности на поле чудес в стране дураков, или будем разбрасывать акции с самолета. Я поддержу тебя в любом начинании.

– Потому что мы – семья? Неужели мне удалось вырастить тебя правильной девочкой?

– Потому что мы с тобой одна сатана, – возразила она и ласково прошлась по его запястью веточкой. – И вдвоем мы сильнее, чем поодиночке. Нас не просто вдвое больше, мы становимся лучше, когда объединяемся.

– Откуда ты это знаешь, Софья? Ты непринужденно жонглируешь такими фразами, а я не нахожу подходящих слов.

– Вот и не надо ничего говорить, милый. Пойдем спать. Тебе предстоит отоспаться за все прошедшие годы.

– И ты не будешь будить меня? Не станешь умолять о сексе, как будто год просидела на голодном пайке?

С ехидной ухмылкой он придвинул кресло к сестре, и она отпустила веточку и накрыла его руку своей.

– Если только ты сам попросишь.

– Сегодня не попрошу.

– И не будешь ждать от меня инициативы?

– Нет.

– Значит, я обниму тебя, как боевая подруга, и мы уснем, – пожала плечами Соня, не задавая лишних вопросов. – А завтра будет новый день, и солнце в окна, и я буду целовать тебя до умопомрачения.

– Ты уже и так умом помрачилась, когда решилась назло мне выйти замуж. Я еле успел умыкнуть тебя из-под венца.

– До помрачения еще очень далеко, поверь мне. Вот когда ты все-таки соберешься жениться на мне…

– А мы не можем обойтись без формальностей? Я ведь уехал с тобой, как обещал.

– Не можем! Я хочу привязать тебя навсегда и носить твою фамилию. В статусе жены, а не дочери.

– Думаешь, можно привязать меня еще крепче?

– Думаю, что стоит попробовать.

Она встала, вытянулась всем телом вверх, как большая кошка разминает лапы на стволе дерева, и попыталась вытащить его из кресла.

– Ты за весь день подошла к ребенку только дважды, – неожиданно вспомнил Илья. – Ты неважная мать для Беллы.

– Другой ей не досталось при раздаче родителей. – Соня пожала плечами без особых угрызений совести и усмехнулась. – Кстати, когда ты оформишь опекунство?

– Зачем? У нее есть опекун.

– Уже нет. Коля написал отказ. А Белла должна быть нашим ребенком.

– Ты сама ребенок, – с родительской нежностью сказал он, уклоняясь от неудобной темы, но юридические сложности не слишком долго занимали ее ум.

– Уложи меня спать, а то у меня уже глаза слипаются, и я не могу думать ни о детях, ни о перспективах нашей с тобой жизни. Просто хочу уснуть с тобой рядом и проснуться.

Он заставил себя подняться, ощущая непомерную усталость, как вещь-мешок новобранца на марше, и повел ее под руку к дому, оглядываясь на море.

– Оно никуда не денется до утра, – зевнула усталая Соня, поймав один из его взглядов. – Останется с нами и в нас.

– Что-то я не уверен, что именно этого мне хочется.

– Значит, мы сделаем так, как тебе захочется. Бросим море и уедем в горы. В джунгли, в пустыню, куда скажешь! И ты обещал мне замок в Швейцарии, а прошло уже лет двадцать…

– Родовой замок – не игрушка для безответственных девиц. Ты же еще и титул к нему захочешь. А что получу я за свои труды?

– А что бы ты хотел, мой господин?

– Все! – подумав, почти серьезно ответил он.

– Значит, все и получишь, – с нежностью согласилась она и прижалась виском к его плечу. – Но сначала мой замок с титулом не меньше герцогини!

– Нельзя разжаловать принцессу в какие-то герцогини, – менторским тоном произнес он и шлепнул ее ниже талии. – Пошевеливайся, ваше высочество! Спать пора!

Утром сердце снова побаливало, и было муторно, но терпимо. Полежав с закрытыми глазами и выровняв дыхание, Илья слегка повеселел, но идти с Соней в ванную отказался наотрез. Она смеялась и называла его трусом, а он, вернувшийся мыслями к работе, которая никак не хотела его отпускать, почти не грубил, принимая и отражая ее веселые подачи.

От идеи рассказать Соне о ноющей боли в груди он отказался и сквозь полуопущенные веки наблюдал, как она беспечно радовалась хорошей погоде, вкусному завтраку, его непривычному безделью и, примеряя перед зеркалом наряды, болтала об английской литературе, в которой он не разбирался и прятал свое незнание под рассеянным «угу» и за шуршащей итальянской газетой трехдневной давности.

В конце концов, беспечная кокетка выбрала платье и, час от часу не легче, после завтрака потащила его на скалу любоваться красотами пейзажа. Всю дорогу он ворчал, как потревоженный в берлоге медведь, что для слияния с дикой природой не обязательно торчать два часа у зеркала, но она только смеялась и всматривалась в горизонт, будто далекий магнит притягивал ее стального цвета глаза. Забираться на самую верхотуру он отказался наотрез, памятуя давнее скалолазание на гору за юной Соней, и предпочел остаться на небольшом плато с рваной полоской тени, пока его спутница стремилась к облакам. Соня выпустила его неохотно разжавшуюся руку и с лицом зачарованной принцессы пошла по узкой крутой тропинке, огибающей каменный утес и уводящей в поднебесье.

– Будь осторожна!

Она рассеянно обернулась на звук его голоса, но не задержалась и продолжила путь вверх по каменному склону. Илья остался один, жмурясь от бьющего в глаза света, свободный от мыслей и желаний, как согретый мартовским солнцем старый кот, готовый забыть о кошках в угоду полуденной лени на оттаявшей крыше.

Соня окликнула его со скалы наверху, и он вздрогнул от звука ее голоса, размытого шумом ветра и рокотом резвящихся волн.

– До чего ты красива, Сонька! – невольно вырвалось у него. – Просто ослепительна!

– Что? – Она присматривалась к нему из-под руки, как заправский моряк. – Я ничего не вижу…

– Зато я вижу, – пробормотал он.

– Ну, Илья, говори же громче! – Она даже притопнула от нетерпения. – Ветер такой сильный, что тебя не слышно!

Ему хотелось, чтобы она услышала, чтобы поняла, как прекрасна в его глазах, чтобы перестала думать о далеком дне, когда зеркало откроет ей другую, горькую правду, но кричать о ее красоте, перекрикивая природу, было глупо, и он промолчал.

– Почему так странно бывает, что когда плохо видно, то еще и не слышно?

– Слезай оттуда!

Мужчина задрал голову, ревнуя ее к высоте, к горячему воздуху и к свободе, которые в эту секунду владели ею безраздельно.

– Ты только взгляни, какой вид!

Соня указывала туда, где раскинулся заурядный морской пейзаж со всеми обязательными атрибутами: выцветшее небо вдали сходилось с серебристо-синим морем, линия горизонта была прорисована неверными штрихами под туманной дымкой, белый парус, едва заметный в блеске водной глади, лениво парил рядом с фланирующими чайками. Ничем не примечательная картинка, которыми она умела восхищаться. Но он посмотрел не ради интереса, не ради того, чтобы угодить ей, а потому что вдруг ему захотелось запомнить именно этот день, и эту дымку, и этот заблудившийся в серо-голубых мазках парус. И вдруг оказалось, что вся непритязательная Сонина романтика хороша именно потому, что она – Сонина.

– Слезай скорее, – повторил он и протянул к ней руку, желая получить ее обратно из объятий природы.

Соня нехотя посмотрела вниз и исчезла со скалы так же внезапно, как и появилась. Когда через минуту она возникла на тропинке, не перепрыгивая с уступа на уступ, как горная коза, а спокойно и неторопливо, как сходят с Олимпа бессмертные, он не смог сдержать вздох восхищения. Влажный и горячий ветер, словно нетерпеливый любовник, рвал с нее платье, и Илья снова почувствовал острый укол ревности ко всем, кто когда-то вот так же легко обнимал ее, пока он сам довольствовался только мечтами. Она вступила на плато и пошла к нему, поправила волосы, встретилась с его взглядом и вопросительно приподняла брови. Он ждал ее с видом цезаря, принимающего подношения. Но Соня подошла слишком близко, чтобы просто начать разговор, и, неуловимо сменив облик неприступной богини на земной и узнаваемый, погладила его по щеке. Он смотрел ей прямо в глаза, сам не зная, что хотел в них увидеть. В ее черных зрачках застыли облака, мешая заглянуть вглубь. Илья нахмурился, стряхивая с себя наваждение, и она забеспокоилась, придвинулась еще ближе.